Гонец стоял перед воями, согбив плечи, и теребя в руках шапку. Это был дворовый человек из княжеского терема, и он не умел говорить коротко, как обычно общаются люди, носящие оружие и доспех. И смущался под пристальными взглядами.
– Тебя кто к нам послал? – первым задал вопрос воевода Бровка.
– Княжна Прилюда велела взять лучшую лошадь, и от любых свободных ворот скакать во всю прыть в князю Буривою с вестью, что варяги за стенами, и жгут стены и город.
– «От любых свободных ворот»… – пожелал уточнить Военег. – Значит, варяги ворвались в Славен только от одних ворот?
– Да, воевода, от ворот, что с Ильмень-моря. Мы тогда не знали, что там произошло, и как им ворота открыли, кто приказал. Но они ворвались. Сразу захватили первые кварталы, и, как тараканы, по городу разбежались. И все через одни ворота. Все с одной стороны пришли, с озера или с береговой дороги. Когда я с княжеского подворья выезжал, они уже княжеский терем с одного угла подпалили. Пламя легко пошло. Бревна-то – одно «смолье». Да что уж тут говорить, когда весь город такой. И сколько раз уж горел, а все из камня строит не начинают. Варяги не подпалили бы, с других домов огонь пришел бы.
– А княжна что? – спросил один из сотников.
– Собирала все семейство, детей Гостомысла от первой жены одевала, в дорогу готовила. Двое саней уже запряженные стояли. Их ждали.
– Должны прорваться? – спросил Бровка.
– В тереме воев было десятка три. Варягов чуть меньше. Должны были прорваться. Вои тоже готовились. Чтоб охранить.
– А ты как прорвался? Не пытались задержать?
– Трое конных варягов дорогу перегородили, хотели меня с коня сбросить. Я промеж них въехал, одного полосонул ножом по лицу, и коняку погнал. Прорвался. Двое бросились гнаться, да сразу отстали. Их наши люди на улице дубьем остановили.
– «Ножом полосонул»… – повторил Военег слова гонца. И посмотрел на пустые ножны, торчащие из онуча на правой ноге. – А где нож потерял?
Гонец, казалось, только сейчас заметил потерю ножа. Посмотрел себе на ногу.
– Должно, там и оставил. В глазу, наверно, торчать… – ответил слегка удивленно.
– Теперь это, стало быть, называется, «полосонул»… – ухмыльнулся воевода Бровка. – Убил ворога на ходу, и даже не заметил. Но и это хорошо. Знай наших!
– А воевода Первонег что? – спросил Военег. – Откуда известно, что он убит? Какая сорока растрещала? Видел ты его мертвым?
– Потом уже, перед самым моим отъездом, вой от ворот прибегал, сказывал. Ворота «изъездом» взяли. Под видом нашей сотни из дальней крепостицы с нашим сотником варяги приехали. Первонег приказал ворота открыть, и ему первый удар достался. Сразу голову раскололи.
– У Первонега голова крепкая, – заметил Военег.
– На хмельной мед… – не поддержал его Бровка. – Как можно так, среди ночи ворота ворогу открыть?
Военег не стал спорить, потому что знал пристрастие воеводы Славена, своего старого боевого товарища, к которому всегда относился с уважением. И сразу предпочел сменить тему, чтобы не говорить плохо о том, кого уже нет в живых.
– А про посадника откуда известно?
– Его терем от морских ворот недалече. Люди сказали, что там было. Старый Лебедян меч найти не успел. Только копье схватил. На лестнице за свое добро дрался. Там его и убили. И дом спалили. А домочадцев выгнали на мороз, в чем беда их застала.
– Сильно варяги лютовали? – спросил один из сотников.
– Не так, как дикари. Людей на улицах не били. Только дома грабили. И с людьми дома не жгли. На мороз всех выгоняли, потом поджигали. А один дом, сказывали, и жечь не стали. Там собака у крыльца привязана. Отвязать себя не дала, бросалась. И потому дом не спалили. Собаку пожалели.
– Это ты сам видел?
– Нет. К нам на подворье народ стекался. Думали, не посмеют варяги к княжескому жилью подступить. У калитки вои. Сразу отбили атаку. Тогда варяги, как я говорил, угол дома запалили, чтобы люди вышли. И все побежали. А до того рассказывали княжне Прилюде. Она там за старшую оставалась.
В это время за дверью снова послышался сначала громкий человеческий гомон, в котором сначала невозможно было выделить отдельные голоса, а потом и громкий разговор. Но разобрать слова опять было трудно. Потом в дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, порог переступил вой с обвислыми черными усами, покрытыми сосульками от дыхания. В тепле сосульки таяли, и оттого усы выглядели смешными и кустистыми, растущими в разные стороны, каждый, как говорится, сам по себе.
– Кто такой? – сурово спросил воевода Военег, потому что он строго-настрого приказал стражнику никого не пускать в горницу, чтобы не помешать допросу гонца. Воевода не любил, когда его приказы не выполняют. Тем более теперь, когда он только-только начал командовать, приняв на себя роль старшего в войске. Если сразу не осадишь, вообще потом слушаться не будут.
– Дружинник сотни княжича Вадимира, – без стеснения отозвался вой. – Был послан Вадимиром в Славен с предупреждением, но опоздал. Вернее, почти опоздал…
– Что такое «почти»? – хмуро спросил Бровка. – Я с детства твердо знаю, что «почти вой» – это не вой. А «почти опоздал» – это не опоздал. Говори яснее.
– На меня в дороге разведчик варягов напал, и одолел в схватке, но добивать не стал, лошадь забрал, которую мне княжич Вадимир из-под себя дал. И отпустил безлошадного и безоружного в ночь.
– Надо же, милостивый какой! – не удержался от неодобрительной оценки воевода Бровка. – С чего бы так-то? Или усы твои ему понравились? Или сказал ему что?