Граф Оливье, как ему показалось, правильно оценил ситуацию, и сделал знак сотнику Зарубе, ехавшему сбоку, отстав на половину корпуса лошади. Славяне натянули поводья, и остановились, а граф, отвязав веревки от луки своего седла, и передав их сотнику, поскакал вперед, и встретился с королевским дядей на середине дистанции между двумя маленькими отрядами. Рыцари свиты монсеньора Бернара не поскакали дальше, чтобы атаковать славян, а, к удивлению Оливье, окружили его самого не замкнувшимся кольцом, но копья не подняли. Это вызвало недоумение прославленного рыцаря и полководца. Но проявить свою реакцию он не спешил, предпочитая дождаться объяснений.
Монсеньор Бернар спрыгнул с коня. Оливье сделал то же самое. И воспитанник с воспитателем обнялись, приветствуя друг друга. Только к Бернару, посчитал граф, он может обратиться за разъяснениями.
– Я не понимаю, что происходит здесь, монсеньор, – сказал Оливье с легким раздражением в голосе. И что означают действия вашей свиты?
– Не обижайся на них, граф. Эти рыцари только выполняют волю своего короля, который приказал всем, кто тебя встретит, обезоружить, и доставить к нему.
– Обезоружить… То есть, захватить меня в плен? – Оливье засмеялся. – Ну, пусть они попробуют. Мой меч они могут получить только вместе с моей головой.
– Друг мой, – Бернар, кажется, даже гордился таким поведением своего воспитанника, тогда как рыцари его свиты явно засомневались. Их было только семеро. И сам Оливье, без всякого сомнения, был для них опасен, и они это понимали. А совсем рядом находился еще отряд славян, который мог бы в любую минуту атаковать их. Более того, среди славян рыцари отчетливо различили славянских стрельцов, с которыми имели мало желания связываться, потому что слухи о результатах подобных схваток уже обошли все войско франков. К тому же луки стрельцы держали в руках, и были всегда готовы пустить стрелу. – Я, хотя и являюсь родственником нашего короля, но тоже обязан выполнять его приказы. Хотя думаю, воспитанник, что, отдав свой меч мне, ты ничем не рискуешь. Это не унизительно для тебя, и твоя честь рыцаря никак при этом не пострадает.
Оливье нахмурился, потом решительно снял меч вместе с ножнами с пояса, и передал монсеньору Бернару.
– Я мог бы сразиться с вашим окружением, но не могу поднять оружие против вас, монсеньор, – сказал граф. – Но что может значить такой странный приказ короля? Я хотел бы знать. Меня в чем-то обвиняют?
– Да, обвиняют. Против тебя выдвинуто сразу два обвинения, но я говорил Карлу, что все прояснится, как только ты прибудешь в ставку. Однако, королю сказали, что ты не собираешься возвращаться в ставку, и направляешься в свое имение Ла Фер. И потому король отдал этот приказ. Но я не верю ни в одно из обвинений. Тебя я спрашивать не буду ни о чем. Но спросит король. Ты приготовь ответ заранее.
– Какой ответ я могу приготовить, монсеньор, если я даже обвинений не слышал! А кто их, кстати, выдвигает?
– Выдвигает их человек, которому я не могу верить. И многие ему не верят. Во всей армии только один король относится к его словам всерьез.
– Я полагаю, это граф де Брюер?
– Ты догадался или ты, действительно, недавно встречался с ним? – монсеньор Бернал принял из рук рыцаря его меч.
– Я встречался с ним.
– Значит, хотя бы в этом граф де Брюер не солгал. А что за люди сопровождают тебя?
– Это славяне. Вагрский сотник Заруба, который должен отвезти Бравлину ответ на письмо, которое князь попросил меня передать королю, словенские стрельцы и воины из сопровождения словенского герцога Гостомысла, который лечился в земле вагров после ранения отравленной стрелой.
– Ты везешь письмо Бравлина Второго королю Карлу? – переспросил Бернар.
– Да, монсеньор. Бравлин сказал мне, что он хочет написать. Я нашел его послание вполне разумным, и согласился письмо доставить.
Бернар, ничуть не сомневаясь, тотчас вернул Оливье его меч.
– Ты исполняешь роль посла. Значит, ты лицо неприкосновенное.
– Граф де Брюер с этим посчитаться не захотел, и выставил в засаду арбалетчиков в месте, которое мы миновать никак не могли. Арбалетчикам был отдан приказ, в первую очередь, застрелить меня. Но словенские стрельцы перебили их раньше, чем первый болт успел сорваться с арбалета. Правда, двоих оставили. Я везу их королю, чтобы они подтвердили приказ графа.
Монсеньор Бернал громко захохотал…
– Так вот в чем суть…
– Вы о чем, монсеньор? – не понял граф Оливье.
– А я все ломал голову, с чего это де Брюер стал вдруг таким храбрым, и разбрасывается обвинениями в твой адрес. Он, видимо, считал, что ты уже никогда не вернешься в ставку. Так полагался на своих арбалетчиков, и совершенно не сомневался в успехе своего черного дела. Я думал, вот вернешься ты, оправдаешься перед королем, но отмести обвинения де Брюера сможет только Божий суд. Я очень сомневался, что де Брюер пожелает выступить против тебя в поединке. Я не верю в его отвагу.
– Я уже вызывал его сегодня на поединок. На поединок после боя его полка со славянами. Я рассчитывал, что полк франков побьет вагров. Но славянские стрельцы даже не подпустили наших солдат к себе. Сначала уничтожили рыцарскую конницу, а потом принялись и за пехоту. Только часть пехотинцев смогла убежать. Не отступить, а именно убежать, как и сам де Брюер. Он сбежал с поля боя, когда славяне на моих глазах разбили его полк. Часть пехотинцев еще стояла в строю, но сбежала после того, как их покинул их командир вместе со своим окружением.