– Здравствуй будь, княже. Я хочу поблагодарить тебя за помощь, оказанную мне твоими людьми. Они подняли меня на ноги только вот перед твоим приездом сюда. И твой сотник, которого, как я понял, ты послал ко мне, еще не успел со мной поговорить. До этого я лежал под попечительством жалтонеса на печи, и не мог глаза открыть, пока жалтонес не влил мне что-то горькое в рот. Эта отрава и заставила меня встать, словно я родился заново. Хотя, признаюсь, и силы у меня в теле сейчас не многим большие, чем у новорожденного. Ты хотел поговорить со мной или просто желал узнать состояние моего здоровья?
– И то, и другое, княжич. И то, и другое…
Бравлин неодобрительно посмотрел на графа Оливье, и слегка наклонил голову в приветствии. Тот ответил более приветливо. Но неприветливость князя была откровенной, и не могла не броситься в глаза окружающим. И была, наверное, вполне обоснованной с точки зрения князя. Все-таки, перед ним был враг. Причем, один из самых известных врагов его княжества, захватчик и поработитель. И иначе относиться к Оливье, несмотря на все благородство графа, Бравлин просто не мог. Это было бы выше его сил.
– Может быть, мы зайдем в избушку к жалтонесу, и там поговорим? Кстати, а где сам Рунальд? Я не понимаю, почему он не спешит поприветствовать своего князя? Это не в его привычках. Он вообще-то на месте?
– Он сейчас занят с Веславом, – объяснил Гостомысл.
– Веслав здесь? – удивился Бравлин.
Сотник Заруба снова выступил вперед, и предельно коротко рассказал, что знал, о ранении Веслава и о том, почему здесь присутствует граф Оливье. На себя инициативу рассказа сотник взял потому, что умел всегда говорить кратко и доступно, без лишних подробностей, и такой рассказ не отнимал много времени. Бравлин явно забеспокоился.
– Как Веслав себя чувствует? Рана, как я понимаю, серьезная?
– Я предлагал ему отвести его под мое честное слово к личному лекарю моего короля Карла Каролинга, – сказал граф Оливье, – но воевода отказался.
– А наша конница, стало быть… – князь, кажется, только сейчас понял, чем завершилась битва у реки. – Мы потерпели поражение?
Выступил вперед, и встал рядом с Зарубой сотник Берислав.
– Я не знаю, княже, кто взял на себя командование. Наверное, воевода Златан, но поступила команда к отступлению, и наша конница отошла.
– И что, франки не преследовали наши полки? – с непониманием переспросил князь.
– Нет, княже. Они и сами еле держались, и готовы были отступить, когда команда к отступлению прозвучала из наших рядов. Получается, что разошлись почти миром.
– А что Рунальд говорит о Веславе? – мысли князя Бравлина перебегали с одного неприятного известия на другое, не менее неприятное, и он не мог понять, что для княжества хуже – потерпеть поражение в бою двух конных полков или потерять на какое-то время, если не насовсем, воеводу Веслава. Вторая потеря, кажется, виделась Бравлину более тяжелой, и потому он проявлял беспокойство, заметное тем, кто хорошо знал князя.
– Рунальд только головой качает, – сказал один из воинов, что заносил воеводу в избушку. – И шипит при этом по змеиному. Похоже, дело Веслава плохо.
– Тогда у всех у нас дела плохи, – сделал вывод князь Бравлин. – Они и без того, прямо скажу, тяжелые. А потеря такого воеводы будет для нас особенно тяжелой. И именно по этому вопросу я хотел с тобой поговорить, княжич. Если, конечно, ты сейчас в состоянии ясно мыслить и принимать взвешенные решения…
– Я не скажу, что могу уже сейчас повести своих воев в бой, но мыслить я могу, а за свои решения отвечать готов всегда.
– Тогда давай отъедем к костру, поговорим там, и руки заодно погреем. Кстати, а второй костер для чего приготовили?
– Погребальный, княже, – сказал сотник Бобрыня.
– Надеюсь, на для Веслава приготовлен?
– Нет, княже. Это для стрелецкого десятника Парвана.
– Он погиб? – переспросил Русалко.
– Он сказал, каким ядом отравлена стрела, что была пущена в княжича. Сказал змеям, которые читали его мысли, и передавали их Рунальду. А потом умер от страха, когда змеи смотрели ему в глаза.
– Не все змеи, а только одна – Парим. Парим умеет говорить с людьми и со мной. Он говорит глазами. И приказал Парвану умереть. Можете забрать тело в костер. Змеи оставили его… Заходите в избушку, забирайте.
Решиться зайти смогли только двое – сотник Заруба и сотник Бобрыня. Они уже встречались с этими змеями, и благополучно покинули избушку. Остальные змей боялись. По времени года змеям давно уже было бы пора спать в своих норах. А когда змея просыпается не вовремя, она всегда чрезвычайно злая и сердитая. И потому опасная.
– Здрав будь, Рунальд! – сказал Бравлин.
– Тебе того же желаю, княже, – проскрипел в ответ «пень с бородой».
– Скажешь мне что-нибудь про здоровье Веслава?
– Скажу, что попробую оставить его в живых. Но ходить он уже никогда не сможет. У него отнялись ноги. Это вылечить невозможно даже самому лучшему лекарю короля Карла, – жалтонес отвесил почти издевательский поклон графу Оливье, который на него не отреагировал. – Когда разрублен ствол позвоночника, человеку не дано управлять ногами.
– Значит, совсем плохи дела нашего княжества, – сделал вывод Бравлин.
– Русалко, коня мне… – распорядился Гостомысл.
Но коня княжичу уже подвел Телепень. И княжич прямо с крыльца сел в седло, не взлетел в седло, как он это делал, будучи здоровым, с земли, а просто сел, бросил приглашающий взгляд на князя Бравлина, и поехал к горящему возле шалаша небольшому костру, предоставив своим воям возможность позаботиться о погребении своего несостоявшегося убийцы.