Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. - Страница 47

Тысяцкий князь Куденя вошел без представления глашатным, поскольку визит был неофициальным. Сташко только парадную дверь распахнул перед тысяцким, и тот вошел быстрой своей походкой, неся на левой руке остроконечный свой шлем с яловцом, подобный тому, какие носили восточные славяне, и этой же рукой придерживая рукоять меча, слишком, кажется, тяжелого для руки тысяцкого.

Остановившись в десятке шагов от Годослава, Куденя поклонился, коснувшись правой рукой пола. Но в глубоком поклоне этом не было никакого подобострастия. Просто показывалось уважение к княжескому титулу, и к личности самого Годослава.

– С чем пожаловал к нам неожиданный гость? – спросил Годослав первым, хотя обычно первым положено было говорить послу. – Здоров ли наш брат князь Бравлин.

– Бравлин пребывает в добром здравии, княже, и шлет тебе глубокий поклон, – ответил тысяцкий. – И желает при этом здравия тебе, княже, твоим детям и твоему доброму окружению, а твоему оружию удачи в сече, точных стрел твоим стрельцам, и быстрых ног лошадям твоей конницы. Последнее в наши сложные времена не менее важно, чем все остальное.

– Приветствие, скажу сразу, не слишком обнадеживающее. Что же привело тебя, князь, в такое сложное для твоего княжества время, к нам? Я не думаю, что ты приехал к нам отдохнуть от ратных тягот. Говори…

– Княже, время у нас настало и в самом деле сложное. Может быть, более сложное, чем у тебя три с половиной года назад. Мой князь думает, что в этот раз ему уже не удастся отстоять даже городские стены от франков. Слишком велика разница в силах, хотя наши вои не потеряли бодрости духа, и готовы драться до последнего вздоха.

– Да, вагры всегда славились своей стойкостью и отвагой, и составляли гордость еще объединенного войска бодричского союза. Об этом говорят и наши старейшины, и наши рукописи, хранимые волхвами. Тогда мы были силой, которая могла бы противостоять и Карлу, и Готфриду. Сейчас же времена иные, но вагры сами выбрали себе путь. И получают результат. Вины бодричей в нынешнем положении вашего княжества я не вижу.

– Ты прав, княже, – ответил Куденя, – и князь Бравлин согласен с тобой. Но слова твои суровы, неужели у тебя нет сочувствия к братьям по крови.

– У меня есть сочувствие и к моему брату Бравлину, и к твоим соплеменникам, но помочь я вам ничем не могу, потому что, как Бравлину известно, у меня существует договор с Карлом Каролингом о частичной вассальной зависимости. Согласно этому договору, я даже обязан поставлять войско, когда Карл ведет войну. И мне с большим трудом удалось отказаться послать свои полки в этот раз, когда Карл воюет против вагров.

– Мой князь знает об этом договоре. Но он сам желает заключить еще один договор. И послал меня спросить твое, княже, мнение об этом.

– Еще один договор? Ну-ну… Говори. Если я смогу дать добрый совет, я это сделаю. Я имею интерес в том, чтобы помочь вашему братскому княжеству, и чем могу помочь, тем помогу. Хотя возможностей у меня не много.

– Я скажу честно и открыто, без всякой хитрости, хотя послам положено по сущности быть хитрыми. Ты сам, княже, только что упоминал о силе бодричского союза. Мой князь видит только единственный путь к спасению княжества вагров. И путь этот в новом объединении вагров с бодричами в одно княжество. То есть, князь Бравлин готов признать твое главенство в подобном союзе. В этом случае король франков Карл, нападая на Старгород, нарушает свой договор с тобой. Я не берусь предсказать, как воспримет такое известие Карл, хотя резонным было бы предположить, что он отведет свои полки от Старгорода. Карл уважает свое слово, и не захочет его нарушить.

Такое сообщение вызвало у Годослава сильнейшее удивление. Настолько сильное, что он даже встал с кресла. И вместе с Годославом встал и князь-воевода Дражко. Оба казались взволнованными. По большому счету, осуществление задуманного Бравлином значило бы делом великим в веках. В ближайшей перспективе такой союз мог бы оказаться не слишком заметным, но потом… Союз славянских племен когда-то уже был действительно настолько сильным, что с ним приходилось считаться всем соседям. И саксы, имея тогда только треть от земель, что имеют ныне. А две трети их территории принадлежало бодричам и другим славянским союзам – венедам и лужицким сербам. Венеды были дружественны бодрическому союзу, и славянские племена всегда помогали друг другу. А вот с союзом лужицких сербов часто велись войны. Венеды уже почти полностью ассимилировались среди германских племен, потеряли все свои крупные города – Вену с окрестностями, Венецию вместе со всем портовым Адриатическим побережьем, и другие центры своей культуры. Но государство лужицких сербов, хотя и потеряло Бранденбург с большой деревней Берлином, еще жило, и за свои земли держалось. От перспектив, которые открывало движение Бравлина навстречу Годославу, голова кружилась и у самого Годослава, и у Дражко. Для князя-воеводы такой союз открывал бы возможность удачной войны за его спорное наследство княжеского стола лужицких сербов и их сильных соседей лютичей, тоже когда-то входящих в бодрический союз, но потом переметнувшимся к лужичанам. В такой войне непременно поучаствовал бы и король Карл Каролинг со своим войском, поскольку в его интересах было посадить в земле лужицких сербов своего дружественного правителя. А в случае, если бы Дражко стал правителем сербов, он объединил бы свое княжество с бодричами. И это была бы великая сила, перед которой уже трепетал бы и сам Карл, и его давний противник в Европе датский конунг Готфрид.