Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. - Страница 36

Русалко вздохнул.

– Нам придется в Старгород целый табун гнать. Мне таким делом заниматься еще не приходилось ни разу. Проблема в том, что все лошади в рыцарском вооружении.

– Такие лошади немало стоят, – сказал рыжеусый стрелец, мечтательно сощуривая рыжие же глаза. – Думаю, Бравлин с удовольствием у нас их купит.

– Нечто мы в такой беде продавать ему будем! – возмутился другой стрелец.

– А почему же не продать. Все рыцари потому и воюют, что на войне наживаются.

– Не будем, – прекратил спор сотник. – Не будем мы на беде Бравлина наживаться. А лошади князю сгодятся. Тем более, такие сильные. Слышал я, что он, если Карлу противостоять не сможет, хочет народ свой вместе с имуществом вывозить куда глаза глядят.

– Целый народ?

– Кто захочет, думаю…

Прерывая себя, Русалко поднял лук, и после короткого прицеливания пустил стрелу в шлем рыцаря в черных доспехах и на вороном коне, что прорвался через первые ряды вагров, поразив при этом несколько человек. Выстрел оказался точным. Стрела пробила шлем, в котором вместо забрала была только смотровая прорезь. Но попасть в прорезь было проблематично. А круглый шлем мог бы и послать стрелу в рикошет. Однако, Русалко рискнул, и шлем, в итоге, пробил. Точно так же выбирали себе цели, которые считали важными для помощи ваграм, другие стрельцы, пользуясь тем, что Русалко расположил сотню на возвышенности, откуда было видно сражение вплоть до середины строя.

– А у кого глаза получше моих? – громко спросил сотник. – Что там в центре происходит? Я никак не пойму…

– Вроде как, драться перестали, – сказал рыжеусый стрелец, всматриваясь туда же, куда и сотник. Стоят толпой. Почему – спросить у Бравлина надо. Надеюсь, хоть мириться не начнут.

– А чем тебе мир не нравится?

– Я не против мира. Но я солдат. А солдату на войне платят больше. Даже на чужой войне должно быть так. И даже, тем более, на чужой.

– Каждый видит войну по-своему… – вздохнул Русалко…

* * *

Долго дожидаться вестей из центра не пришлось. Вести разносились от воя к вою, от ряда к ряду, хотя ряды все давно перемешались, но франки разносили свою весть, вагры – свою, и не мешали в этом один другому, хотя лязг оружия, предсмертные хрипы людей, и ржание раненых конец создавали помехи, и мешали расслышать отдельные слова. Но были и те, кто вышел из боя в задние ряды, чтобы дыхание перевести, и дать рукам и плечам короткий отдых. Именно они, в основном, и становились переносчиками свежей информации. Они же, как водится, и договаривали свое. Люди любят добавлять свои подробности, даже в то время, когда сосед, которому эти подробности предназначены, уже передает их следующему в строю. Но смысл был понятен, хотя, как подумал Русалко, наверняка искажен, как всегда бывает при таком способе передачи, если только не передается одна короткая команда, которую исказить невозможно.

Но передалось главное. Оба войска остались без предводителей, которые сошлись в яростной схватке. Как передавала молва, пробежавшая по строю, воевода Веслав почти победил графа Оливье, и осталось только нанести последний решающий удар, для которого Веслав уже поднял меч, как его самого кто-то из франков ударил в спину топором. Раненого Веслава унесли вагры, а граф Оливье сам признал, что Веслав победил его, и сдался славянским конникам.

От таких известий франки, тоже их получившие, кажется, поникли духом, считая, что чей-то топор покрыл их позором, и лишил их такого предводителя. Вагры же, наоборот, возмутились предательским ударом, и стали драться с утроенной силой, как обычно и бывает при сильном гневе. И необычно быстро смяли ближайшие ряды франков, которые, казалось, совсем потеряли желание драться. Русалко же часто поглядывал на противоположный фланг сражения. Туда, видимо, пришла другая весть, потому что там, как сотник видел, франки теснили вагров так же сильно, как вагры теснили франков прямо перед глазами Русалко.

Так и не поверив вести, которая пришла, Русалко, не дождавшись какой-то команды, решил сам действовать, и, осмотрев поле боя, протрубил в рожок. Сотня быстро собралась вокруг него.

– Мы на противоположный фланг. Там помощь нужна, – только сообщил сотник стрельцов сотнику конной дружины вагров, что оказался рядом.

И сразу ударил своего коня пятками.

Сотня стрельцов стремительно рванула по берегу, огибая по дуге место сражения. На противоположном фланге стрелять удобно было с пологой горки, поросшей молодым березняком, не мешающим полету стрелы, но там расстояние было достаточно большим для прицельной стрельбы даже из сложного славянского лука. И потому стрелять в гущу сражения, выбирая себе цель, было невозможно. Противники уже смешались, к тому же они быстро перемещались, и время полета стрелы делало выстрел неточным и опасным для своих же. Потому Русалко принял решение на обстрел тылов франкской рыцарской конницы, которые еще не вступили в бой, и только готовились сменить передовые ряды, уже начавшие уставать. Стрельбу пришлось вести навесную, но и она дала свой результат. Не ожидавшие такой атаки сверху рыцари не сразу сумели закрыться щитами. Однако длинные тяжелые стрелы пробивали и щиты, и доспехи. И если поражали не рыцаря, то хотя бы коня. В рядах рыцарей началась сумятица. Однако командир рыцарей принял правильное решение, и дал команду. Рыцари устремились вперед, и врубились в строй конных вагров. Это опять мешало стрельцам вести обстрел. А франки, имея на этом фланге значительное численное преимущество, сломали строй вагров, и разделили его на несколько частей, так, частями, окружая и уничтожая. На этом фланге сражение было проиграно. И теперь все зависело от того, что произойдет, когда победивший противоположный фланг вагров дойдет до середины, и столкнется с победителями на другом фланге.