Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. - Страница 29

Вратко требовательно глянул на князя. Годослав, понимая взгляд, как посыл, кивнул, и поднял на дыбы коня, чтобы с места взять в карьер, гикнул, и устремился вперёд вдоль края оврага. Князь-воевода с князем Войномиром почти одновременно последовали примеру Годослава, и погнали коней, игриво и грозно потрясая рогатинами. Задача стояла невыполнимая для конец – не отстать от пардусов. Это в принципе было для лошадей невозможно, но требовалось хотя бы не потерять их из вида.

Большой кот первым нагнал секача, готового уже повернуться, чтобы отбить атаку, но секач поворачивался, не останавливаясь, и потому короткие ноги не удержали тяжелое сильное тело, и кабан упал на бок как раз к тот момент, когда когтистые лапы сразу вспороли ему брюхо, а зубастая пасть сомкнулась на горле. Кот свое охотничье ремесло знал в совершенстве. И даже тянущаяся за ним серебряная цепь не помешала коту. В последний момент Гайана доказала, что не зря является любимицей князя Годослава. Она в несколько прыжков нагнала и обогнала других кошек, и тут же ударом сборку сбила с ног крупную свинью. Еще две кошки тоже нашли себе добычу, прыгнув на высокие горбатые спины молодых вепрей.

Две оставшиеся свиньи и семеро крупных подросших поросят продолжали бег в надежде на спасение. Но как лошади не могли догнать пардусов, так и кабаны не могли убежать от лошадей. Три князя быстро догнали их, и каждый нанес по точному удару рогатиной. Но преследовать остальных не стали, потому что оставшиеся кабаны бежали в сторону других охотников. Годослав сделал рукой знак, требуя остановки…

Глава девятая

Воевода Первонег все же открыл глаза уже вскоре, хотя вой Белоус и боялся, что ему придется сидеть рядом с воеводой до самого ясного утра. Боялся он не за себя, а за Первонега, который лежал без движений на снегу в морозную ночь Так и обморозиться легко, и вообще заболеть можно. Тем более, в возрасте воеводы. Но, пока воевода был без сознания, Белоус, посомневавшись, все же рискнул, и сбегал к воротам. Он надеялся, что полки варягов уже полностью прорвались в город, и у городских ворот снаружи оставались сейчас только убитые варяги из числа первых, что попали под обстрел стрельцов на стенах, и убитые лошади. Даже человеку, прошедшему через суровые испытания, а Белоус прошел через них, было откровенно страшно возвращаться туда, к воротам. Избежав случайно смерти при взятии ворот русами, очень не хотелось снова со своей смертью встретиться. Однако Белоус помнил еще слова своего отца, не знаменитого, но всеми уважаемого воя княжеской дружины, погибшего когда-то в бою с урманами. Отец растил сына без матери, рано умершей, и старался сделать из него воина и настоящего мужчину, и говорил сыну незадолго до своей смерти, что сама смерть не страшна, но человеку всегда бывает страшно ожидание смерти. И это ожидание может сделать из человека труса. И потому смерти всегда следует идти навстречу, не дожидаясь, когда она начнет сама тебя искать. Тогда, по крайней мере, умрешь без уродливо корежащего душу страха. Но, избежав однажды смерти, пройдя через испытания, начинаешь ощущать, что смерть сама боится к тебе приблизиться, и ты, наверное, находишься под покровительством вышний сил. И потому становишься отважнее. Чтобы вернуться к воротам, нужно было быть отважным человеком, потому что там вполне могла дожидаться Белоуса сама смерть. Можно было бы и не возвращаться, но тогда совсем замерзнут руки. Если сразу не догадался снять с убитого воя рукавицы, следует за ними вернуться, потому что утренний мороз бывает пострашнее ночного. И пусть руки были обильно смазаны слоем оберегающего от мороза и лечащего топленого барсучьего сала. Этого все равно было мало. И Белоус пошел. Бежать ему мешали подмороженные накануне ноги. Не сильно подмороженные, но все же мешающие передвигаться. Да еще сапоги на ногах были разными. Тот, который позаимствовал у убитого варяга, сначала показался только чуть-чуть великоватым. Сейчас же показался сильно большим и неудобным. Путь от ворот казался длинным, и Белоус думал, что далеко оттащил нелегкого воеводу. Оказалось, что не слишком и далеко. В морозном утреннем мареве он, казалось, даже различил людей там, где должны быть ворота. Что там за люди, Белоус понять не сумел, и потому вынужден был подойти поближе. И с короткой дистанции уже не только увидел женщин и детей, кое-как, наспех одетых, видимо, выскочивших из горящих домов, и со страхом стоящих на деревянных досках подъездной дороги вне города, и заглядывающих в ворота. И даже издали показалось, что из ворот идет жар. Но это, наверное, только казалось Белоусу, как казалось, что ноздри улавливают запах гари. Здесь, за стенами, пока сами стены не горят, гарь уловить трудно.

Женщин и детей было около полусотни. Они полностью перекрыли дорогу. Но возвращаться в город никто не посмел. Как решиться войти в пламя, даже если в этом пламени горит все, что накопил за жизнь? Так ведь легко и жизни лишиться. Да там и не только пламя, там еще и варяги носятся на конях, разнося огонь в разные части города.

Дома тех, кто стоял за стенами, должно быть, расположенные ближе к воротам, загорелись, похоже, первыми. А от них заполыхали и соседние, расположенные традиционно тесно друг с другом. Так в городах повелось, строить тесно, чтобы внутри городских стен поместилось как можно больше жителей. А пожар в деревянном городе всегда явление страшное, поскольку сухое дерево вспыхивает быстро, и пламя быстро перебирается от дома к дому.