Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. - Страница 25

Полки сошлись в яростном гремящем ударе. Сошлись с яростью, искажая в крике лица, сошлись, чтобы победить или умереть. И это состояние присутствовало с обеих сторон.

Оливье давно уже отыскал взглядом возглавляющего центр вагров воина гигантского роста. И теперь старался пробиться к нему. С другой стороны и сам Веслав издали узнал графа по знаменитым перьям на шлеме, и тоже, памятуя просьбу князя Бравлина, стремился к сближению. Как среди вагров не было воя, способного остановить быстрого и ловкого, с необыкновенным проворством управляющего конём, постоянно меняющего позицию графа, так и среди франков не нашлось такого, кто смог бы устоять под ударами Веслава. Франки, сначала пехотинцы, потом рыцари, один за другим падали на каменистую землю берега от его ударов. И редко кому удавалось поднять потом голову.

Два предводителя уверенно и жестоко, рассыпая тяжёлые выверенные удары направо и налево, не экономя силы, пробивали дорогу друг к другу, понимая, что их поединок может решить исход всей битвы.

И каждый надеялся решить этот исход в свою пользу…

Глава восьмая

За столом у князя Годослава всё проходило чинно и мирно. Словно нынешним утром совсем неподалеку отсюда ничего не случилось. Но весть еще не успела, скорее всего, дойти до бояр, и потому не было ни лишних вопросов, ни разговоров за спиной, как это бывает обычно.

И даже князь-воевода Дражко улыбался за столом, задирая усы к самым бровям, уверенно показывая, что ничего экстраординарного, касающегося его особы, сегодня не произошло, и он остаётся всё тем же добродушным и немного беспечным воином и человеком, каким был всегда. А то, что приехал он, чёрной тучей нахмурив брови и узду в кулаке сжимая так, что кольчужная рукавица натянулась и готова была лопнуть – это касаться никого не должно, если сам Дражко об этом не заговаривает. Мало ли, погода невесть какая князю-воеводе не нравится или стрельцы, которым он смотр давал, с потягивающейся ленцой оказались… Было и прошло – погода имеет обыкновение меняться, а стрельцов можно чему-то научить, а что-то заставить делать. И внешний вид молодого, но уже прославленного военачальника никому не давал права усомниться в прекрасном его расположении духа…

Ставр, всегда избегающий общего застолья по естественной причине, как носитель волховского сана, накладывающего на своего обладателя многие ограничения, в столовой горнице вообще не объявился, и никто даже не заметил, в какой момент и в какую сторону Ставр удалился. Он всегда имел привычку удаляться незаметно, и без предупреждения, и не желал ни перед кем отчитываться, даже перед Годославом, который целиком волхву доверял, и знал, что Ставр не собственные дела улаживает, а дела княжества. Да пусть даже и собственные – иногда и это делать тоже каждому бывает необходимо. Но о собственных делах волхва никто вообще никогда не слышал, и потому люди не думали, что они у него есть, как у всякого живого человека. Рарогчане вообще даже не знали, есть ли у волхва собственное жилище, и если есть, то где оно находится. Слышали только, что Ставра ребенком привезли в своем полку словене, пришедшие на помощь отцу князя Годослава. И ребенок остался среди бодричей, когда славенский полк восвояси отправился. Остался в учениках волхва Горислава. Это говорило о том, что родительского дома здесь, в княжестве, Ставр не имел. А построил ли он себе сам какое-то жилище, купил ли, или князь Годослав подарил волхву, этого не знал никто.

Третий из опоздавших на охоту, князь Войномир, по родственному отношению и по установленному для него накануне вечером рангу, сидящий рядом с сами Годославом, казалось, был счастлив своим положением, готов был каждому улыбнуться, и всячески показывал приличную скромность и уважение младшего члена семейства к своему владетельному дяде. Причём, в этом уважении не было ничего подобострастного, что могло бы вызвать порицание или насмешку. Во-первых, потому, что такого дядю уважать стоило, и сомнения в этом никто проявить не пытался, во-вторых, потому, что Войномир и своего достоинства никак не ронял, но если бы и произошло такое, то присутствующие постарались бы этого не заметить, потому что и за собой знали немало подобных эпизодов.

Таким образом, если Годослав и получил от опоздавших какие-то важные новости, то никто из присутствующих в столовой горнице охотников никоем образом не смог понять, что это были за новости. Напрямую спросить князя или Дражко или даже Войномира никто не решился. И потому первые моменты пиршества прошли скучно и слегка натянуто, но после нескольких кубков мёда и греческого вина, как бывает всегда, языки начали развязываться и общая скованность постепенно проходила.

В прежние времена подобное застолье, и даже в этом самом доме, было явлением частым, поскольку Годослав всегда был неравнодушен и к охоте с пардусами, и к соколиной охоте, и даже порой ходил с рогатиной на медведя, когда лесные смотрители отыскивали специально для князя берлогу. Причем, на такую охоту брал с собой только одного лесного смотрителя, который, если бы князь промахнулся с ударом, мало чем смог бы помочь ему. И мало какие дела могли помешать княжескому увлечению. Постоянные войны с близкими соседями – лютичами и лужицкими сербами, не утомляли Годослава настолько, чтобы он отказывал себе в тех мужских забавах, которые так любил. И только заботы трёх последних лет и, в первую очередь, болезнь жены, которой Годослав стеснялся, позволяли князю не часто покидать Дворец Сокола. Тем не менее, застолье выглядело возвращением к привычному образу жизни. Но большинство присутствующих за столом охотников посматривали не на хорошо всем знакомых и предсказуемых Годослава и Дражко, а на новое лицо в политике и даже в высшем обществе княжества – на князя Войномира. И во взглядах этих сквозило отнюдь не единственное любопытство…